"Ваша программа обучения лингвистике очень сильна"

Известный лингвист, профессор Университета Лёвена Дирк Герартс — о преимуществах школы лингвистики НИУ ВШЭ перед европейскими университетами, высокой активности студентов Вышки и грядущей конвергенции фундаментального и прикладного.

В конце ноября школу лингвистики посетил с недельным визитом профессор Католического университета Лёвена Дирк Герартс — крупный специалист по лексикологии и социолингвистике. В интервью профессор Герартс поделился своими впечатлениями от работы со студентами школы, рассказал о возможностях практического применения фундаментальных лингвистических исследований и отметил сильные стороны обучения лингвистике в стенах НИУ ВШЭ.

Профессор Герартс, спасибо за ваш приезд и за выступление на научном семинаре школы лингвистики. Помимо этой лекции вы провели небольшой курс по когнитивной социолингвистике для наших студентов. Расскажите, как все прошло? Получили ли вы от студентов какую-то обратную связь?

Все прошло отлично. Курс состоял из четырех лекций, и, по-моему, студентам было на них достаточно интересно. Мне особенно понравилось активное участие слушателей. Когда у студентов есть вопросы – они тут же их задают, это очень хорошо. И мне было очевидно, что вопросы эти базировались на очень солидном багаже знаний. Когда преподаешь, всегда приятно получить обратную связь.

То есть наши студенты знали кое-что из того, что нужно для прослушивания вашего курса?

Да, я бы сказал, что знали. Состав слушателей был смешанным, естественно, что не все принимали активное участие. Но в целом все прошло очень хорошо. 

А как прошли индивидуальные консультации с нашими студентами? У вас ведь их было много на этой неделе?

Да, я встретился как минимум с 15 студентами. Они представили свои проекты в различных областях лингвистики: были и исследования языковой вариативности, социолингвистика, и исследования лексики, и диахронические работы. Все было очень интересно, потому что, с одной стороны, я сам много занимался и занимаюсь этими областями и мог хорошо вникнуть в то, чем занимаются студенты, а с другой — было очевидно, что у студентов отличный методологический бэкграунд. В своих работах они делают полноценные описания языковых явлений с хорошей опорой на данные. 

Что-нибудь запомнилось особо?

Я уже упомянул три области, которые особенно близки мне, — исторические (диахронические) исследования, лексикологические исследования и социолингвистика. В сфере лексикологических исследований особенно интересны подходы в области лексической типологии, которые здесь применяются. Со стороны социолингвистики были интересные работы по стандартизации языка и исчезновению диалектов. Это как раз одна из тем, которую я включил в мои лекции, так что у нас было много пересечений со студентами. С другой стороны, поэтому меня и пригласили, так что это неудивительно.   

Кстати, как это произошло?

Меня пригласила профессор Нина Роландовна Добрушина, с которой мы пересекались на конференциях. Кроме того, я давно знаком с профессором Екатериной Владимировной Рахилиной, руководителем вашей школы. 

А когда вы познакомились с Екатериной Владимировной?

Я даже не помню, это было очень давно. Наверно, тоже встретились на какой-то конференции. Кстати, 20 лет назад она уже приглашала меня в Москву.

Получается, это не первый ваш визит в Москву? Но, наверно, первый — в Высшую школу экономики. Как вам у нас?

Ваша программа обучения лингвистике очень сильна. Я говорю это после общения с вашими студентами и знакомства со структурой образовательной программы. Мне кажется особенно удачной комбинация компьютерных и более традиционных лингвистических методов, присутствующая здесь с самого начала. Конечно, это продолжение давней традиции слияния лингвистики и математики, характерной для российской научной школы. Я думаю, это чрезвычайно хорошее место для того, чтобы начать свой путь в лингвистике.

Вы ведь и сами не чужды компьютерным методам в лингвистике. Скажите, насколько это распространенное явление в лингвистических департаментах европейских университетов?

Не сказал бы, что это распространенное явление, скорее, зарождающийся тренд. Кроме того, речь идет в первую очередь  о корпусных, статистических исследованиях, а не, скажем, об обработке естественного языка.

Корпусные исследования — это тоже очень здорово. Все-таки статистика позволяет нам получать более подтверждаемые и объективные результаты.

Конечно. И это направление в западной лингвистике растет и развивается, особенное в последние десять лет. Разумеется, это обусловлено развитием технологий, появлением доступных электронных текстов и инструментов для работы с ними. Но надо признать, что корпусные исследования далеко не всегда так укоренены в обучении лингвистике, как здесь, в НИУ ВШЭ. Мне чрезвычайно нравится эта сторона вашей программы.

Сейчас я задам вопрос, который ненавидят все настоящие ученые. Скажите, ваши исследования в когнитивной социолингвистике имеют какое-то практическое применение? Например, в автоматической обработке языка? Или они сугубо теоретические, фундаментальные?

Нет, они не являются сугубо теоретическими. Мы добываем данные, которые могут быть использованы для разных целей, и не только технологических. Например, в педагогике и лексикографии. В наших исследованиях языковой вариативности, в социолингвистике есть методы определения того, насколько типичным является слово для определенной разновидности языка. К примеру, лексикографы обычно различают словарный состав голландского языка, на котором говорят в Нидерландах, и фламандского (т.е. бельгийского голландского), хотя это, в сущности, один язык. Разумеется, это не бинарное явление, а градуальное, есть некоторая шкала изменений. И вопрос в том, как определять степень этой “свойственности” слова тому или иному подвиду языка.

Точно так же в переводоведении может быть важна информация о частотности тех или иных слов в языке, его разновидностях, в разных модусах и жанрах дискурса. Наши фундаментальные исследования — я бы не называл их теоретическими, они просто фундаментальные, без прямого практического приложения — дают на выходе различные частотные характеристики, которые могут использоваться и в преподавании, и непосредственно при переводе. В долгосрочной перспективе (хотя ждать этого, думаю, не так долго) я предвижу сближение фундаментальных и прикладных исследований. С одной стороны, прикладные исследователи могут использовать результаты фундаментальной науки, но есть и встречный поток, когда новые вопросы для фундаментальных исследований приходят из прикладной сферы, из ее потребностей. Я думаю, что такая конвергенция будет особенно заметна в Европе, поскольку есть риск, что финансирование чисто теоретических работ уменьшится. Уже сейчас есть тенденция требовать каких-то осязаемых, подтверждаемых результатов.

Мне кажется, у нас в России тоже видна такая тенденция. В заявке на грант важно рассказать про актуальность и практическое применение. Кстати, вы сейчас упомянули лексикографию, составление словарей как одну из прикладных областей, где могут применяться результаты ваших исследований. Я знаю, что вы были редактором словаря Ван Дале, самого известного словаря голландского языка. Скажите, удалось ли вам в этой работе совместить исследования и практику, была ли там взаимная подпитка одного другим.

(смеется) Честно говоря, это больной вопрос, потому что тут как раз не получилось. Словарь Ван Дале издает коммерческая компания, и у них не нашлось ресурсов, чтобы произвести те исследования, которые я считал необходимыми. Поэтому я в конце концов ушел.

Получился типичный конфликт академии и коммерческой индустрии?

Да, в каком-то смысле. Здесь есть одно важное обстоятельство: голландский — все-таки недостаточно большой язык, чтобы лексикография могла быть всерьез коммерчески прибыльной. Но есть и учреждения с государственным финансированием, занимающиеся лексикографией. Мы сотрудничаем с ними, и это немного облегчает нашу боль от неудачи с Ван Дале (смеется).  

Я знаю, что у вас кроме всего прочего есть бакалаврская степень по философии. Как это случилось, и используете ли вы философский бэкграунд в лингвистике?

Я изучал философию параллельно с лингвистикой.

Это было у вас стандартной практикой?

Нет, это был мой личный выбор.

Но потом вы все-таки выбрали лингвистику. Вы всегда знали, что будете лингвистом, или все-таки рассматривали философию?

Когда я начал заниматься наукой, я некоторое время колебался между лингвистикой и философией. Я начал с изучения языков, потом получил бакалаврскую степень по философии, но, начиная с магистратуры, концентрировался на лингвистике. Однако они довольно интересны в комбинации, поскольку есть много пересечений, особенно если заниматься философией языка. Иногда я даже думаю, что философия могла бы стать для меня отличным “пенсионным проектом” (смеется).

Ваш приезд был очень ценным для нашей школы. Скажите, часто ли вы совершаете такие поездки? Планируете ли вы приезжать к нам снова и расширять сотрудничество с Вышкой, со школой лингвистики?

Я часто путешествую, получаю довольно много приглашений. Но здесь особенный случай, потому что есть очевидные точки соприкосновения, схожие интересы. Я считаю, нам стоит задуматься о более институционализированной форме совместной работы. Конечно, тогда сразу возникнет много административных вопросов: что мы можем делать вместе, в какой форме и так далее. Но общий параллелизм очевиден, думаю, у нас может получиться сотрудничество со взаимным интересом. Надеюсь, мы это обсудим.