13 сентября в Школе лингвистики с лекцией "The effect of salience on shaping speaker’s utterance in the socio-cognitive approach to pragmatics" выступил известный венгерский и американский лингвист, заслуженный профессор государственного университета Нью-Йорка Иштван Кечкеш (István Kecskes). Мы поговорили с профессором Кечкешем о его исследованиях и впечатлениях от Вышки.
— Не могли бы вы, пожалуйста, коротко рассказать о содержании Вашей лекции? На чем было сфокусировано Ваше основное внимание?
— Я рассказывал о том, над чем работал последние несколько лет. Я представил относительно новый подход к коммуникации и прагматике и назвал его социально-когнитивным. Основная его идея в том, что я попробовал совместить идею социального взаимодействия с когнитивно-психологическими процессами эгоцентризма. Другими словами, что касается взаимодействия — это и есть социальная сторона общения, но также необходимо принимать во внимание, как индивид оценивает ситуацию и как на нее реагирует.
Вообще, я использовал мысли когнитивных психологов о том, что изначально коммуникация — это не «ориентация на реципиента», а
salience effect, который мы сами производим полуподсознательно, автоматически, ориентируясь на личные знания и опыт. Сегодня же я пытался показать, как эти две вещи работают вместе, параллельно переплетаясь, а также найти такие ситуации, которые доказывают, что «ориентация на реципиента» — это скорее индуктивный процесс, а salience effect обычно приводит к дедуктивным процессам в общении. Естественно, найти такие ситуации или контексты, в которых эти две вещи чётко продемонстрированы, практически невозможно, но я постарался их показать в какой-то степени.
Очень важно, что сейчас очевидный разговор о контексте — это не то же самое, что разговор об этом социально-когнитивном эффекте или коммуникативном процессе, являющимся наиболее важным. Так как я интересуюсь межкультурной коммуникацией, я заметил, что в ней постоянно возникают проблемы, потому что мы не можем опираться на контекст актуальной ситуации. Когда возникает ситуация коммуникации, у нас есть какие-то общие основания, знания и подобные вещи, имеющие смысл сказанного в жизненных ситуациях. Что касается межкультурной коммуникации, то здесь нет готовых решений, потому что более важно знать ответы на такие вопросы, как «каков контекст?», «следует ли на него опираться?», а также «говорят ли между собой, например, на английском русские, китайцы и немцы?». Они не знают, насколько их общие мысли привязаны к языку, на котором они говорят, поэтому обычно им приходится как бы наращивать понимание друг друга, и даже прагматика не работает так, как в их родных языках. Получается некий процесс совмещения нескольких факторов, участвующих в формировании значения.
— Это была скорее теоретическая лекция — или же Вы рассмотрели конкретные кейсы, исследовали определенные языки?— Скорее это была теоретическая лекция, потому что когда мне написали, я предложил на выбор 7–8 тем, и Школа лингвистики выбрала именно эту — потому-то я о ней и рассказал. Вообще говоря, эта тема является материалом для моей будущей книги про социально-когнитивный подход к коммуникации и прагматике, которую я собираюсь выпустить совместно с издательством
Springer. Там я изложу мою теорию и ее применение. Я не рассматривал case studies, но привёл много примеров, которые показывают, как я понимаю взаимодействие, эгоцентризм, ориентация на реципиента и salience effect и как эти концепты применяются в моих исследованиях.
— Какова связь Вашего исследования с другими дисциплинами, исследовательскими традициями? Какими подходами Вы вдохновлялись?— Важно понимать, что когда я учился, будучи последователем генеративизма, я изучал только генеративную грамматику русского языка. Наверное, больше ничего так не сформировало мою настойчивость в семидесятых. Еще я занимался английской генеративной грамматикой. Позже я начал также изучать прагматику, чтобы увидеть язык с разных сторон. На самом деле, я везунчик, потому что обучался лингвистике и на Западе, и в рамках русской школы. Они довольно разные, потому что в русском языке есть словоизменение, а следовательно — очень мощная морфология и лексикология. В России, насколько можно видеть с Запада, изначально синтаксический подход к языку. Я думаю, совокупность этих дисциплин — самое верное решение. Я лингвист и считаю себя лингвистом, и, что касается прагматики, то я придерживаюсь лингвистических подходов. В то же время, как я уже сказал, мне интересна межкультурная коммуникация, и я хочу развить новое направление — межкультурную прагматику.
— Какие у вас впечатления от поездки в Россию, а в частности — от Школы лингвистики, от наших сотрудников и студентов?— Я провел здесь не очень много времени, так что мои впечатления не так обширны, но я успел встретиться и поговорить с большим количеством коллег. Если судить по людям на моей лекции и их вопросам, то я думаю, что они заинтересовались вещами, которыми я занимаюсь, но, конечно, у них к этому свой подход, более формальный. Основная причина, по которой я приехал в Россию, — это сильная лингвистическая школа в Вышке, которой руководит профессор Екатерина Рахилина. Также я знаю нескольких здешних прагматистов: Наталью Слюсарь и Наталью Зевахину. Разнообразие ваших образовательных программ также очень важно. Я думаю, что ваша Школа движется в верном направлении — особенно важны регулярные еженедельные семинары, на которых коллеги собираются вместе.
В Школе лингвистики, как я понимаю, развит формальный подход к языку и прагматике, я это одобряю. Я знаю лично Валентину Апресян, а много лет назад познакомился с её отцом Юрием Апресяном и изучал его книги. Валентина несколько лет назад опубликовала отличную статью в журнале Intercultural Pragmatics, которым я руковожу.
Вообще-то я не был в Москве 30 лет. Последний раз я был здесь в 1988 году, и очень многое поменялось. Таких людей, как Зализняка, Падучеву, Апресяна и других, я встречал лично в восьмидесятых; но с тех пор я несколько утратил связь с русской лингвистикой. Я очень рад вернуться в Россию и буду пытаться работать с русскими коллегами, которых я знал раньше.
Я очень много работал с коллегами из других стран, таких как Китай, Южная Африка, некоторые европейские страны, но вот России в моём списке не хватало. Теперь и она в нём есть!
Беседовал Андриан Влахов. Перевод Марии Николаенковой.